Рубрика: Примеры / Примеры обучения
|
Оззи — конь тончайшей душевной организации. Мнительный, перевыполнительный и боязливый. Очень многое заставляет его нервничать, а следовательно и защищаться, по части сопротивления у Оззи черный пояс. До него я много занималась только с одной лошадью — Халкой, и у нее сопротивление командам обычно носило характер «а что будет, если я тебя не послушаюсь?». Она время от времени пробовала игнорировать команды, и достаточно было просто на них настоять. Крайне редко сопротивление было связано со страхом перед тем, что я просила сделать — и тогда помогало мягко настаивать или придумывать какой-то непрямой путь к цели, но более легкий для нее морально.
С Оззиком все было не так. Честнейшей души конь, безотказно возивший всадника в какой-то своей сложившейся годами манере, сопротивлялся любым попыткам скорректировать его движения — и средствам управления, и разным упражнениям. Иногда он волновался настолько сильно, что казалось, что он сопротивляется присутствию человека рядом — смотрит перед собой стеклянными глазами, ничего не слышит и любое твое действие воспринимает попыткой ему навредить. Еще один конь с нашей конюшни, тоже с тонкой душевной организацией, в моменты сильного волнения не брал лакомство. Оззи пошел дальше — он шарахался от руки с лакомством! Видимо, до нас его регулярно били морковью, заключили мы :))
В основном Оззино сопротивление выражалось в том, что он начинал жутко нервничать и сопеть, закрепощал шею, особенно левую сторону — даже слегка поворачивал шею направо, сбрасываясь с правого повода и вкладываясь в левый, и ускорялся. Разнос и понос — это были его наиболее частые ответы на жизненные трудности. Кроме этого он замыкался, свечил, шлепал губой, махал передней ножкой, отворачивался от человека, внезапно подрывал из-под всадника быстрым аллюром… Единственное, чего он не делал никогда — это не сбрасывал человека намеренно. Даже наоборот, если в результате его порывистых движений всадник терял равновесие, он старался поймать его спиной.
«Я галопом не хочу. Но приходится… скачу» — как в детском стихотворении Оззи внезапно подрывал из-под всадника галопом или рысью, когда по какой-то причине уровень стресса зашкаливал. Даже если всадник не командовал ничего, а просто катался, держа повод за пряжечку. |
Разрушитель мифов.
Как и во многом другом, Оззи развенчал много мифов, которые сложились у меня об обучении лошадей и заставил многое переосмыслить. Статьи по НХ проповедуют взаимную чуткость с лошадью, красивые решения проблем — не заставить сделать все целиком, а разделить сложную задачу на мелкие, более простые этапы. Тем не менее, если лошадь в ответ на давление наваливается на него, то давление рекомендуется усиливать, пока лошадь не ответит правильно. Если лошадь чего-то боится, то ее приучают к этому по такой или другой схеме, в результате чего лошадь должна расслабиться и перестать обращать на этот предмет повышенное внимание.
Эти принципы всегда помогали мне в занятиях с лошадьми, но с Оззи я столкнулась вот с чем. Попытка проявлять к нему чуткость, подавать легкие команды и отслеживать малейшие реакции пугала его. Любое движение моих глаз или более короткий вдох он расценивал как команду и кидался предлагать 10 вариантов действий наперебой, авось это то, что я задумала. Также я заметила, что он отворачивается от меня через какое-то время кордовой работы, в результате чего перестает реагировать на команды кроме совсем сильных. Оказалось, что даже мой взгляд был слишком сильным давлением для него, и отворачиваясь он пытался хоть на немного от него освободиться — поэтому просто не видел и не понимал слабых команд. Поначалу он мог выдержать лишь около 20 минут моего внимания к нему, до того как вообще переставал сотрудничать. Эффективного времени работы было еще меньше. Когда я научилась отворачиваться первой в знак поощрения, Оззи перестал так делать, а потом и вовсе втянулся в работу и привык к моему вниманию. (К слову, это знание впоследствии помогло мне с некоторыми лошадьми, которые убегали с корды — сначала они отворачивались, а потом и убегали тоже чтобы освободиться от напряженного взгляда кордового или постоянного понукания).
Если конь не отвечал на легкое давление, то я считала правильным его усилить, но в ответ получала огромное сопротивление и кучу панических реакций. Правда тоже не всегда. Иногда усиление давления помогало. Иногда даже распсиховавшегося коня можно было «вернуть», шикнув на него или шлепнув по шее — он даже будто расслаблялся от этого. Но в других случаях (безо всякой закономерности) то же самое вмиг взвинчивало его до предела.
С приучением я встала в тупик. Оззи не приучался, а уходил в себя и терпел. По его стеклянному взгляду и напряженной позе было видно, что он совершенно не расслаблен, но сколько и в каком объеме ни предлагай страшное, не возникало ситуации приучения — когда лошадь слегка переживает, а потом расслабляется. Он будто бы демонстрировал заученное поведение «терпи абсолютно все, что предлагает человек». В других случаях он чего-то боялся — и не было ничего на свете, что могло бы заставить его этого не бояться. Однажды мы 40 минут разными способами приучались к стопке досок на краю поля, но даже через 40 минут Оззи с той же паникой выстреливал вперед, когда мы проезжали мимо них.
Я также считала, что повторение — мать учения, поэтому если что-то хорошо удавалось или наоборот удавалось не вполне, я делала небольшую паузу, после чего предлагала это упражнение еще и еще раз. Большинство знакомых мне лошадей в таких случаях концентрируются на том, за что их хвалят, и развивают это, добираясь до полноценного выполнения задания. Оззи же даже не давал скомандовать во второй раз. Когда мы учились подниматься в галоп с постановления, а не с разгона, он так заводился при мысли о галопе, что после удачного (!) подъема и похвалы я имела минут 10 разнообразных панических реакций — еще даже до повторной команды, просто в ожидании ее! В галоп мне приходилось поднимать его исподтишка, неожиданно, только тогда у меня была доля секунды, чтобы хотя бы сделать постановление…
Я всегда считала, что основной принцип обучения — это заканчивать на хорошем. Здесь я наломала много дров. Я просто не могла закончить занятие, если конь был взвинчен и пер вперед. Если я в результате занятия не добивалась осознанного правильного ответа на какие-то мои команды, то мне казалось, что этим я учу его сопротивляться. Я заводилась от чувства собственного бессилия, мне казалось, что он просто не хочет меня слышать, а я же не прошу многого! Конь тоже заводился, сопротивляясь все сильнее, мы доводили друг друга до мыла, в результате я буквально выжимала из него что-то отдаленно похожее на задуманное — и отставала от него, уверенная в том, что он сделает из этого правильные выводы.
Но нет, единственные выводы из этих ситуаций, которые он делал — это что ему удалось спастись от меня. Мне стоило больших усилий и многих ошибок понять, что в состоянии стресса Оззи не учится ничему. В следующий раз можно было начинать с начала. А как же тогда быть?
|
Правильное должно быть легким.
Я обратила внимание, что иногда что-то очень вроде бы простое вызывало сопротивление и никак не шло, но стоило скомандовать по-другому — и конь с энтузиазмом это воспринимал и прочно запоминал. Иногда мне казался совсем нелогичным способ подачи команды, который шел у коня на ура, но ведь самое главное — он понимал меня правильно! Обычно логику такого способа подачи команды я понимала уже потом, после долгих размышлений и анализа. Например, я долго пыталась бороться с его деревянным корпусом в поворотах, пытаясь согнуть его шенкелем и подсказывая своим корпусом. Получала сопротивление, разносы и поносы, пока в какой-то миг не попробовала поднимать внутреннюю руку выше. За рукой выравнивалась голова, за головой следовало плечо — Оззи переставал валиться внутренним плечом вниз, а поднимал его, что помогало ему ловчее войти в поворот и не проскальзывать задними ногами наружу. Еще один пример — чтобы помочь коню сгруппироваться, мне пришлось не сесть назад и насылать шенкелем на повод, а встать на стременах, сильно подав корпус вперед! Таким образом я облегчала коню спину — и он мог использовать ее для того, чтобы группироваться.
Постепенно я все же переходила от удобной коню команды к желаемой, по мере того, как в результате работы конь становился более ловким, гибким и уравновешенным.
Не нарываться.
Еще одним моим заблуждением было то, что хоть в целом работу нужно строить на уважении, чуткости и творческом подходе, есть вопросы безопасности, где конь должен просто подчиняться всаднику. Например, если в целом конь сотрудничал, но налево зажимался и вкладывался в повод, то я считала обязательным тут же размягчить его на этот повод, чтобы добиться управляемости в обе стороны. Если конь бешено рысачил или растаскивал на галопе, то я тормозила его и снова и снова высылала рысью или галопом, пытаясь добиться контролируемой скорости. Другими словами, я находила моменты сопротивления и старалась его преодолеть. Не сломать, а с помощью каких-то вспомогательных упражнений сформировать правильный ответ. Помимо того же принципа «закончить на хорошем», чтобы не давать коню повод думать, что мои команды можно игнорировать, я считала, что в этих простых учебных ситуациях у меня есть шанс отработать экстренные «кнопки», с помощью которых я смогу им управлять в действительно опасной ситуации, например, если он растащит перед дорогой с машинами или с низкими ветками.
Результат был такой же — нулевой. Чем больше я фокусировала внимание на плохом, тем больше конь волновался и тем сильнее сопротивлялся. Мы опять же доволили друг друга до мыла, в результате чего конь ничему не учился, а я так и не находила быстрого способа прекратить его сопротивление.
В итоге я пришла к выводу, что самый эффективный способ борьбы с сопротивлением — не провоцировать его! Что вызывало у Оззи сопротивление? Прежде всего, боязнь потери равновесия. Будучи кривоногим и плохо владея своим телом, Оззи действительно падал на ходу, проскальзывал в повороте задними ногами наружу, а в еще большем числе случаев терял равновесие, но успевал его восстановить до падения. После падения он поднимался на ноги ни жив ни мертв, боялся не то, что шевельнуться, а казалось даже дышать! За 11 лет жизни у него выработались способы восстанавливать потерянное равновесие — и тут в его жизни появилась я с заявлением, что эти способы неправильные и их надо срочно менять. Надо ли говорить, насколько морально тяжело для Оззика было хотя бы в идеальных условиях попробовать то, что я ему предлагала! Любые мои попытки корпусом смещать равновесие, что-то ему загружать, сгибать шенкелем, даже держать повод в контакте, хоть минимально ограничивая шею — все это мешало ему сохранять равновесие привычными способами, поэтому пугало и вызывало сопротивление. Советы усилить шенкель шпорой, а повод строгим железом («чтобы он их лучше слышал») вряд ли помогли бы избежать сопротивления, а как я уже поняла, главным моментом в успешном обучении Оззи было найти путь наименьшего сопротивления, а не в даный конкретный момент заставить его тело двигаться как мне надо.
Поначалу Оззи совсем не умел скакать манежным галопом. В поворотах он накренялся, проскальзывая внутренней задней ногой наружу, а сам галоп был суматошным переставлением ног невпопад, зато на большой скорости :) Даже на нашем небольшом плацу 20х40 на первых порах нам приходилось тормозиться в стену — настолько Оззи не мог сгруппировать себя для перехода с галопа на рысь. |
Страх потери равновесия мы побеждали долгими гимнастическими упражнениями, в результате которых конь научился гнуться, подставлять задние ноги под центр тяжести, пользоваться прессом, развил линию верха, научился в движении амортизировать спиной, а не балансировать шеей итд. Сначала я старалась все упражнения предлагать ему на корде, чтобы он сам разобрался со своими ногами и своим телом, а потом уже просила то же самое из седла. Постепенно упражнения и команды становились привычными для него и пугали все меньше.
Другим большим страхом Оззика было одиночество. С этим страхом нам помогли справиться прогулки на веревке и долгие шаговые поездки на природу. (См. «Один, совсем один!»). Кроме этого Оззи боялся всего нового и необычного и еще боялся принятия решений. Если Халке нравилось бродить по лесу между деревьями, придумывать как обходить завалы и выходить обратно на просеки, то Оззи больше всего нравилось идти за человеком или по строго заданной колее в заданном направлении. Насколько же легче заниматься с инициативными лошадьми, не боящимися совершить ошибку! :)
Также небольшие стрессы могли накладываться один на другой и приводить к большому взрыву. Если я видела, что стресс нарастает постепенно, я старалась дать коню задание, требующее мозговой работы — например, боковые движения. Обдумывание несовместимо с паникой, конь успокаивался.
Пороховая бочка.
Путем долгих проб и ошибок я поняла, что одинаково важно тренировать тело Оззика и работать так, чтобы он не волновался и не сопротивлялся, искать путь наименьшего сопротивления — и если на сопротивление натолкнулся, то тут же отвлекать на другие задания, пока не расслабится. Спокойный Оззи был намного ловчее и приятнее в управлении, чем когда волновался. В спокойном состоянии его было легко обучать.
Сложность была в том, что спокойствие Оззика не всегда зависело от меня. Я замечала, что примерно раз в неделю у нас случались отличные занятия, еще несколько раз обычные и так же раз в неделю ужасные, когда нервозность коня нарастала стремительно, еще до того, как я успела бы что-то сделать. Он быстро заводился, буквально в несколько минут, и потом мог 2-3 часа шарахаться от меня, не слышать команды и выдавать весь букет панических реакций. Могло быть так, что мы в этот момент были в самой дальней точке нашего путешествия — и нам надо было как-то добраться домой, при том, что конь не давал мне подобрать повод, выстреливал из-под меня, сопел, потел и поносил.
Я долго, но безуспешно искала быстрые способы преодоления сопротивления, расслабления коня… быстрых решений не было. Самое безопасное, что я могла в этой ситуации сделать — это слезть и вести его в поводу, не обращая внимание на то, как он за моей спиной шарахается оттого, что я повернула голову, чтобы куда-то посмотреть, или поправила волосы рукой. Некоторые советовали в таких случаях давать ему выбегаться, но от быстрого движения становилось только хуже. Оззи не был застоявшимся, он был охвачен паникой, и казалось, что мог попросту себя загнать…
Постепенно такие случаи слепой многочасовой паники полностью исчезли — просто количество занятий без нервов перешло в качество, Оззи стал намного реже и тише заводиться. От меня потребовалось научиться чутко следить за его состоянием и строить занятия так, чтобы он по возможности ни разу не занервничал — быть гибкой и творческой. Такой подход себя оправдал.
Замедлять время.
Во время поездок на природу и кордовых занятий я заметила, что если между небольшими репризами быстрого движения или напряженного внимания я даю ему постоять, долго глажу его и даю попастись, то он нервничает куда меньше или не заводится вообще. Я также проследила, что если я не делаю таких перерывов, то вскоре возникает ситуация, когда конь от волнения начинает опережать мои команды. Я пытаюсь в свою очередь опередить его и скорректировать команду так, чтобы он выполнил ее максимально правильно. Конь реагирует еще быстрее… в результате получается гонка, мы наперебой тараторим друг другу, уже совершенно друг друга не слыша. Как только я чувствовала, что мы начинаем стараться друг друга опередить, я старалась «замедлить время», дав коню и себе постоять и полностью выдохнуть — и уже только потом продолжала занятие.
Слева: если Оззи волновался, в паузе между упражнениями он останавливался и принимался махать передней ножкой. Бесполезно было бороться с этим или ждать, пока намашется. Эффективнее всего было переключать его на что-то простое, медленное и успокаивающее. Вверху: на плацу сняли секцию ограды, чтобы завезти песок. Оззи боялся эту новую дыру несмотря ни на какие приучения, да так, что стал замыкаться в работе в этот день и продолжил даже на следующий, хотя мы сразу пошли в поле. |
В целом, конь подтвердил высказывание о том, что «время лечит». В результате наших занятий он стал лучше управлять своим телом, команды и средства управления стали ему привычными, а количество занятий без сильного стресса и сопротивления переросло в качество. Для Оззи до сих пор стрессом является любое появление человека рядом с собой (на момент покупки от появления человека его пульс в покое возрастал до 60!), он все равно не доверяет людям до конца, но в целом стал намного увереннее в себе, намного более любознательным и уравновешенным морально и физически. У нас все еще случаются плохие занятия, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что было в начале нашего знакомства!
PS Однажды Оззи наложил кучу на плацу и потом на каждом кругу старательно ее оббегал. Я решила отгрести ее за забор, спрыгнула с коня… и хорошо, что крепко держала повод — коня отбросило от меня. Я сняла повод с его шеи, подошла к куче. Оззи был в паре метров за моей спиной. Я начала легкими движениями отгребать и откидывать кучу за забор… и тут почувствовала, что коня на том конце повода просто трясет! Обернулась — бедный Оззи стоял враскоряку, выпучив глаза, сопел и в ужасе метался на поводе! Я как могла попробовала его успокоить, но его взгляд сделался стеклянным. Села в седло, попробовала пошагать… конь подорвал галопом до команды, потом сам же пришел в ужас от того, что не дождался команды… окаменел, принялся свечить, подорвал так, что пришлось тормозить его в забор! Казалось, что он боится остановиться, чтобы я не слезла с него опять. Что в этот момент было в его голове? Почему он так разнервничался из-за кучи? Пришла на ум песня Сергея Калугина «Последний воин мертвой земли». В Оззином исполнении она бы звучала как-то так:
Удары сердца твердят мне, что я не убит,
Но до сих пор меня сильный колотит озноб…
Я округляю глаза — надо мною стоит
Великий ужас, которому имя галоп…
Она пришла средь ночи мои кучи попрать,
Она их просто смела и втоптала их в грязь!
На спину прыгнула мне и велела скакать,
Пытаясь вынудить духом и телом упасть…
Последний воин шаткой земли
Последний воин земли
Электроцепи порвать надо было бы мне
И на заре из левады пытаться бежать,
Но мне не стать дезертиром на этой войне,
Я новых куч наложу и продолжу скакать.
Я вижу тень конееда, он только и ждет
Чтоб я упал и тогда б он настичь меня смог,
Но я стрелою лечу все вперед и вперед,
И нету повода, чтобы сдержал мой рывок!
Последний воин шаткой земли
Последний воин земли
Я понимал — конеед и она заодно,
Нет ни единой возможности их победить,
Но им нет права раскидывать наше говно,
И наши души и туши им не получить!
И в темноте я хырчу им свой гимн боевой!
И я взрываюсь галопом нежданно, врасплох!
Я ипподромный боец! Я останусь собой!
Вы не дождетесь, чтоб я поскользнулся и сдох!
Последний воин шаткой земли
Последний воин земли
:)
Фото: Максим Мазин