Рубрика: Поведение
Обобщение – концепция
Если мы обсуждаем способность лошади к «обобщению» и «концептуализации», нам необходимо определить значение этих терминов. Принимая во внимание определения, которые дают философы, математики и учёные, можно вывести три характеристики, позволяющие легко разграничить эти типы операций.
Обобщение работает только в пределах одной категории объектов; оно состоит в распространении на все эти объекты свойства, наблюдаемого у одного из них, полагая его свойством, фундаментальным для природы этих объектов. Речь идёт, таким образом, о горизонтальном действии, остающимся на уровне только одной определённой категории объектов.
Концепция – это не столько наблюдаемое свойство, сколько некоторое умозаключение, с помощью которого мы предполагаем перегруппировать объекты, объединив в одну категорию некоторые объекты, которые раньше принадлежали к разным. Этот подход затрагивает несколько уровней, поэтому является вертикальным.
Непосредственный опыт может побудить к концептуализации; как кусок мрамора может вдохновить скульптора на создание статуи, однако, также и опыт, внешняя реальность, могут вдохновить создание концепции, но они не служат непосредственно её источником.
Определённые словесные приказы, составленные из групп слов, обозначающих конкретные объекты или действия, могут побудить к моторному ответу путём непосредственного приучения, тогда как другие требуют для своего правильного понимания обобщения или концептуализации. За одним исключением, приучение к сигналу требовало максимум трёх предъявлений с помощью тактильных подсказок. Способность к обобщению проверялась в каждом случае варьированием условий контроля. Что касается концептуализации, способность лошади к ней, как кажется, проявилась в правильных ответах на некоторые новые команды, вводимые без тактильной подсказки, либо в произвольном поведении, совершенно очевидно появившемся вследствие предшествующего обучения (что, однако, не доказывает строго факта концептуализации).
Рассмотрим несколько конкретных примеров:
Приучение и обратная связь
Дефекация происходит как следствие рефлекторного сокращения прямой кишки. Этот рефлекс провоцируется давлением каловых масс, что приводит к ощущению позыва и расслаблению сфинктеров прямой кишки.
Мы вызвали ассоциативную связь между этим ощущением лошади и словесной командой, произнося «Покакай» в момент, когда кобыла естественным образом готовилась к дефекации. Это вызывало принятие соответствующей позы. Аналогичный результат мы получили и с мочеиспусканием.
Приучение и двигательная память
Усвоение названий аллюров происходило путём перевода на соответствующий аллюр с помощью тактильных средств + произнесение нужного термина. Вскоре одной вербальной команды было достаточно.
Обобщение
Слово «дерево» было объяснено на примере отдельно стоящей яблони: «Остановимся около дерева», остановка была сделана с помощью тактильных средств. После этого упражнение повторили без подсказки, а потом ещё два других действия без тактильных подсказок. В последствии она выполняла самые различные элементы по отношению к разным деревьям, как отдельным, так и занимающим изрядное пространство: растущим около тропинок, окружённым кустарником или подростом, наклонённым или поваленным ураганом и даже срубленным.
Мы не согласны в данном случае с некоторыми авторами, которые видят в этом поведении формировании концепции Дерева. На самом деле все крупные травоядные различают с раннего возраста низкие растения, которые они щиплют у земли, и большие, съедобная часть которых расположена высоко, трудно или вовсе недоступна, и под которыми они могут скрываться от солнца или почесаться, о ствол. Эти большие растения опознаются с помощью визуальных и тактильных ощущений и их общие свойства хорошо известны животным из их опыта. Кобыла в данном случае, очевидно, должна была сделать только обобщение, догадаться, что слово «дерево» относится ко всем объектам данного известного ей типа.
Похожее замечание можно сделать и по поводу другого случая:
Мы научили животное мотать головой из стороны в сторону, когда ему предъявляли один из 3 несъедобных объектов: пластиковый пакет, перчатку или кусок картона, попеременно с различными съедобными вещами. Во время контрольного опыта мы показали лошади кусок ткани, скомканную бумагу, несколько связок ключей, принадлежавших разным людям и булыжники.
Лошади не едят никаких объектов, запах которых не напоминает им пищу. Поэтому в данном случае речь идёт также об обобщении сигнала (качания головой), отнесении его ко всем несъедобным объектам.
Концептуализация
Закрывание ставен в деннике, растирание соломой, надевание на лошадь непромокаемой накидки – всё это действия, не имеющие никакого отношения к съедобности или несъедобности.
Эти действия как кажется, не имеют между собой никакой связи, но лошадь самопроизвольно отвечает на них одинаковым поведением: возбуждается, крысится, противится им; закрывание окон мешает осматривать окрестности, пук соломы кажется более жёстким, чем щётка, а пластиковая накидка быстро электризует шерсть.
Через месяц после того, как мы обучили кобылу горизонтальному качанию головой в ответ на несъедобные вещи, она начала самопроизвольно и систематически использовать этот жест вместо того, чтобы противодействовать тому, что ей не хотелось бы, чтобы с ней делали, вместо того, чтобы нервничать или угрожать укусить, прижимая уши.
Лошади в естественном состоянии могут выражать различным образом своё неприятие тех действий себе подобных, от которых они ожидают неприятных последствий; в данном случае можно говорить о рефлексе. Аналогично мы должны назвать искусственно полученный ответ на несъедобные, безразличные животному объекты условным рефлексом, не похожим по форме и характеру на «социальные», формирующиеся естественным путём. Мы можем говорить о перегруппировке объектов только когда этот же жест спонтанно начинает использоваться не только для безразличных предметов, не вызывающих никакой естественной реакции, но и по отношению к действиям, вызывающим враждебное поведение. До этого момента мы могли говорить лишь о рефлексе.
Животное не стало бы использовать этот жест в место своего обычного поведения, если бы не ожидаемый от него эффект. Поэтому данное наблюдение нам показалось вдвойне интересным.
Идея числа обычно приводится в качестве примера концептуализации. Изначально испробовать слова «один», «два» и «три» и только лишь как знак, что какое-то действие должно быть выполнено 1,2 или 3 раза, причём это число выбиралось каждый раз случайно. Обучение происходило на примере осаживания. Сначала лошади подавали команды с тактильными подсказками в порядке возрастания: «Осади 1 шаг», «Осади 2 шага», «Осади 3 шага», вслед за эти последовало 4 контрольных проверки без всадника.
После того, как эта серия команд была испробована 6 раз, мы добавили ещё одну команду: «Осади!», которая была известна кобыле и раньше и в ответ она имела обыкновение осаживать до тех пор, пока не услышит команду «Стоп!». Несколько раз (на свободе и без подсказок) мы произносили в том же порядке: «Осади 1 шаг», «Осади 2 шага», «Осади 3 шага», «Осади!». На это последнее указание лошадь систематически отвечала осаживанием на 4 шага. Анализируя этот результат, мы задумались, не сделала ли лошадь банальной ошибки, которая была, таким образом, закреплена, или же, будучи привычной, за время нашего эксперимента к подобного рода мелким проблемам, она рассудила, что каждый раз добавлять 1 шаг.
На следующий день мы повторили контроль терминов 1, 2,3 в том же порядке, а потом вразбивку. После этого мы убедились, что животное способно правильно понимать команды, в которых числительное сочеталось с другими действиями: «Сделай 2 полувольта», «Сделай 1 круг», «Вперёд 3 шага» и т.д., всё без тактильных подсказок.
Через день мы вновь вернулись к упражнению с числами, желая выяснить, было ли осаживание на 4 шага ошибкой кобылы или закономерным результатом. Для этого опять подали те же команды: «Осади 1 шаг», «Осади 2 шага», «Осади 3 шага», «А потом?» …и она сделала 4 шага назад, «А потом?» — лошадь осадила на 5 шагов. «А потом?» — и мы наблюдали осаживание на 6 шагов (мы решили заменить команду «осади» на «а потом?», смысл которой мог быть сохранён и в другом контексте). Для дополнительного контроля последовательность начиналась с некоторого числа шагов, сделанных с помощью тактильного управления, после чего произносили «А потом?»; например, если мы сделали изначально 4 шага, затем 5, и спрашивали кобылу «А потом?» После того, как она осаживала на 6 шагов, команду повторяли и так мы дошли в этот день до 8 шагов.
Было бы опасно говорить об операции сложения, которую выполнила лошадь. Она могла попросту сохранить в своей двигательной памяти последнее осаживание и добавить к нему ещё 1 шаг. Но, во всяком случае, мы имеем право утверждать, что она схватила и сумела применить новое правило игры, не добавляя произвольного числа шагов, но следуя предложенной модели. Весьма интересно было узнать, когда кобыла делает, например, 5 шагов, а затем 6 шагов, запоминает ли она предыдущие 5 как целое, или помнит про 4+1+1? Последнее, вероятно, трудно, когда речь идёт о больших цифрах, таких как 8, тем более, что лошадь не испытывала заметно более долгих колебаний, чем с меньшими цифрами. Это можно, однако, отнести на счёт отличной памяти, свойственной этому виду.
Следующим этапом было удлинить цепочку команд, причём вставить цифры в каждую из них, без всякого дополнительного обучения, например: «Вперёд 1 шаг и осади 2 шага», «Осади 3 шага и вперёд на 1» и т.д. Только первая команда такого типа вызвала у кобылы удивление: она повернулась к нам, ожидая повтора. Без сомнения, войдя в привычку концентрировать внимание только на первом числе, она пропустила второе.
В течение последующих 10 недель мы продолжали – по 2-3 сеанса, по 3-5 минут в неделю — контролировать работу с числами, используя без всякого обучения (и, соответственно, подсказок) команды типа: «Сделай 3 и 1 шаг», «Сделай 1 и 2 круга» и т.д., при этом сумма чисел не превышала 5. Можно заметить, что мы остались на уровне заметно ниже, чем у шахтёрских лошадей, которые могли считать до 18 вагонеток. Но мы желали протестировать ещё раз саму способность лошади осуществлять сложение; отметим, что кобыла не делала никаких задержек, выполняя нужное число движений. С другой стороны, когда мы просили её сделать 2 вольта, она иногда отделяла один от другого 3-25м., тогда как если мы просили «Сделай 1 и 1 вольт», то она выполняла их след в след.
Мы не могли продолжать эти опыты из-за недостатка времени: шёл последний год нашего эксперимента, и мы не хотели делать эти сеансы чаще или длиннее потому, что было необходимо поддерживать внимание. Примечание: хотя другие виды животных, такие как некоторые птицы, тоже обладают определёнными способностями счёту, можно предположить, что четвероногие имеют определённое преимущество. Так, лошади обладают аллюром на 2 темпа (рысь), на 3 (галоп) и на 4 (шаг). Возможно, эти ритмы сохранены в генетической памяти, что облегчает животным обращение с маленькими числами, так что остаётся относительно немного, чтобы добавить остающиеся навыки. В тех же шахтах лошади принуждены были слушать звук состава из 18 вагонеток целыми днями.
Индукция
Мы только что видели соответствующий пример: кобыла не давала идентичный ответ на «Ты сделаешь 2 вольта» и «Ты сделаешь 1+1 вольт», разделяя вольты в первом случае и никогда во втором. Можно сказать, — без всякой попытки объяснить почему – что ассоциация двух чисел побуждала животное к индукции, тогда как действие с одним число воспринималось им противоположным образом.
Относительная категоризация
Название фигуры «круг», простирающейся от стенки до стенки было объяснено изначально как «Большой круг», при этом слово «большой» никак не объяснялось. Тем не менее, оказалось возможным использовать следующим образом, чтобы объяснить значение слова «маленький»:
Первичное подавление + прагматическая логика: мы попросили сделать «Большой круг» и кобыла описала обычный круг от стены до стены. Затем в том же месте мы попросили сделать «Маленький круг». Лошадь должна была подавить предыдущую реакцию, так как явно было необходимо сделать круг, отличный от обыкновенного. Но так как стены манежа не позволяли его увеличить, она выполнила круг меньшего диаметра.
Вторичное подавление + семантическая логика: Мы попросили затем «Сделай круг ещё меньше». Лошади пришлось подавить обе предшествующие реакции, так как от неё просили не «Большой круг», но и не просто «Маленький круг». Сохранение слова маленький (plus petit – фр. – прим. перев.) давало мало шансов, что новый круг расположен между двумя предыдущими, и кобыла ещё уменьшила диаметр. Мы смогли путём повторения команды получить всё меньшие и меньшие круги.
После этого мы попросили «Сделай круг больше». Присутствие превосходной степени (слово plus – прим. перев.) и отсутствие слова «маленький» заставило животное отказаться от полного круга от стены до стены, равно как и от ещё меньшего круга (чисто семантическая логика), и в итоге был описан круг несколько больше последнего.
Мы проверили понимание этих слов на других фигурах: «Сделай полувольт», «Сделай полувольт больше» и т.д.
Здесь опять мы не следуем мнению тех авторов, которые определяют понятия «большой» и «маленький» как концепции на основании всего лишь сравнительного исключения. По нашему опыту лошадь может оперировать с увеличением и уменьшением только по отношению к фигурам, которые обычно имеют неизменные, заранее известные размеры, либо к элементам, которые были только что выполнены. Может быть также, что животное просто воспринимает термины «больше» и «меньше» просто как знак к изменению предшествующего действия и довольствуется следованием новым правилам игры. Всё это говорит, что наши определения не суть больше, чем этикетки, и они имеют мало отношение к реальным аудио-моторным ассоциациям, отвечающим за правильный ответ.
Наблюдения вне эксперимента.
Усиление и мотивация
Мы ставили себе задачу не столько обучить лошадь максимальному числу сигналов, сколько изучить её способности разрешать проблемы, состоящие в установлении связи слова и контекста (словесного или обстановки). Заставляя кобылу отвечать на команды типа: «Вольт от дорожки», «Диагональ рысью», «Осади на 2 шага», позволили получить правильные ответы без подсказок, например на: «Два вольта на диагонали». Также мы не увеличивали числа предъявлений с тактильной подсказкой и не усиливали двигательный ответ, который получался во время них.
Вместо этого мы использовали больше распределённые во времени контроли, чем массированные их серии и мы старались максимально варьировать вербальные контексты и контексты обстановки. В завершение было необходимо создать мотивацию у животного, которая подвигла бы его выполнять задачи, которые не могут быть решены, если бы оно действовало автоматически и пассивно. Поэтому в начале мы щедро хвалили кобылу, «Да!», «Хорошо!», «Очень хорошо!», ласкали её и давали лакомство в зависимости от степени успеха (Bolles 1967, Dickinson 1984, Mackintosh 1974, Mc Farland 1990)
Мы знаем, что обучение жеребёнка происходит главным образом во время игр (Millar 1971). Они помогают ему без стресса обучиться действовать в тех ситуациях, в которых он окажется, когда вырастет, научиться разрешать проблемы и усвоить правила социального поведения, научиться предугадывать поведение своих сородичей, а также развиваться ото дня ко дню в физическом и умственном отношениях.
Обучаться, совершенствовать себя, играть – всё это виды активности, которые нравятся высшим млекопитающим. Долгое время игра воспринималась как занятие, лишённое смысла, у которого нет определённой цели: теперь стало известно, что животные получают в игре стимуляцию и информацию. Нет необходимости придумывать вознаграждение, чтобы животное или ребёнок играли – сам факт игры служит для них мотивацией.
Поэтому по своим характеристикам, равно как из-за своей роли в передаче информации, игра казалась нам интересной моделью для данного эксперимента. Мы старались придавать нашей работе форму и атмосферу игры.
В процессе работы мы заметили, что Далам, увлечённая игрой, стала забывать потребовать лакомство, которое мы часто давали поначалу. Она бросалась к месту работы, часто приходилось её упрашивать, чтобы она его покинула в конце часа. Игра, которая её нравилась больше всего – угадывать знакомые команды среди слов песни, которую она не понимала. Признав нас во время этих игр за своих партнёров, она нас приглашала поиграть каждый раз, когда мы утром приближались к её деннику, используя ту же мимику, какой пользуются лошади, зовущие своих сородичей играть (фырканье, лёгкое покусывание, толчки носом в плечо и прижатые уши).
Игра теряет всю привлекательность, если она слишком проста (нет самосовершенствования) или слишком сложна (невозможно преуспеть), постепенность в усложнении имеет особое значение в этом случае. В свою очередь, слова помогали нам начать физическую игру, как в конюшне, так и на свободе. Пугливое животное, каким была эта кобыла, может мало интересоваться жестами человека, боятся отвечать на них. С другой стороны, увлечённая игрой лошадь может забыть об относительной хрупкости человека, и игра может зайти дальше, чем хотелось бы последнему. Команды «Поиграем!», «Полегче!» — чтобы указать животному пределы, которые им пока не усвоены, и «Прекращаем игру» были нам очень полезны.
Игровая форма лишала нас возможности использовать негативное подкрепление, за исключением «Нет!», указывающего на ошибку, «Повтори» (техническое упражнение) или повтор команды в случае неправильного понимания. Сам факт, что приходится начать сначала, воспринимался животным как наказание, но в игровом контексте кобыла проникалась желанием «выиграть», что, видимо, заставляло её иногда самостоятельно повторять упражнение, вышедшее хуже, чем обычно.
Влияние использование речи на техническую работу лошади
Существенное влияние использование человеческой речи на физическую и техническую работу лошади объясняется тем, что они связаны, имеют много общих характеристик, и с точки зрения лошади нет чёткого разделения на техническую работу и тренировку понимания словесных команд. Включение в игру различных новых факторов было, тем не менее, постепенным.
*Слова-сигналы сначала были реперами, позволявшими сделать техническую работу менее скучной. В то же время тактильный код в некоторых случаях слишком сложен для лошади, а иногда – недостаточен.
Простой посыл в галоп требует чтобы: всадник подал вперёд седалище, плечи отвёл назад, управлял позой и импульсом лошади с помощью ассиметричного действия шенкелей (в зависимости от того, с какой ноги предполагается галопировать), чуть замедлил одно из плеч лошади с путём ассиметричного действия рук, которое должно также заставить животное перенести свой вес назад. Молодой лошади тяжело осознать, что все эти ощущения требуют от неё простого естественного аллюра, легко дающегося ей на свободе. Слово «Галоп», использованное несколько раз, когда лошадь движется этим аллюром, суммирует в себе одном все эти разнообразные сигналы. Слово имеет своё определённое значение, является более точным, недвусмысленным определением, чем сложные тактильные сигналы, особенно для молодой лошади.
Мы встречаем также сложности, когда необходимо внести в обучение изменения. Так, мы сначала обучаем лошадь осаживать строго симметрично. Затем, когда мы хотим получить осаживание по кругу, лошадь чувствует сигналы всадника, требующие двигаться назад и в то же время приводящие к сгибанию корпуса. В целом от неё требуют именно то, что раньше запрещали. Животное не понимает, начинает нервничать, сопротивляться и перевозбуждается. Далам знала значение слов «Осаживать» и «По кругу», так что было достаточно просто сказать «Осаживай по кругу», чтобы получить желаемый результат с первой попытки.
*Различные сигналы позволяют вмешаться в выполнение упражнения и улучшить его: «Прибавь!», «Тише!», «Подними голову» и т.д. Не то, чтобы было невозможно достичь этого с помощью тактильных средств, но тогда приходится использовать их более интенсивно, что, во-первых, делает менее чувствительными рот и бока лошади, а во-вторых, неприятно удивляет животное, отвлекает и вызывает напряжённость. Звуковой сигнал использует альтернативный путь воздействия, оставляя лошади самой организовывать своё движение, сохраняет естественную локомоцию и делает работу не животного не скучной.
*Как только лошадь научается понимать короткие фразы, становится возможным при необходимости объяснить, описать новый элемент до его выполнения. Это позволяло кобыле с первых шагов принять положение равновесия, необходимое для правильного выполнения нового элемента. Но кроме этого, как мы уже говорили, многие лошади бывают напряжены, не хотят сотрудничать с человеком, испытывают стресс потому, что не понимают, чего от них добиваются. Далам в начале нашей работе очень долго не могла успокоиться после каждой совершённой ошибки, Восстановление её нормального состояния и доверия к человеку было непосредственно связано с вербальными объяснениями: они делали ошибки более редкими и делали ситуацию с точки зрения кобылы менее драматичной, поскольку следующая команда давала новый шанс к пониманию и успеху. Она настолько привыкла к этому, что часто сама поворачивала голову к «пользователю», требуя объяснения. Это весьма интересно, поскольку ошибки в выполнении разных элементов часто затренировываются и переходят в область долговременной памяти, тогда как в нашем случае животное никогда не оставалось со своей неудачей в физической работе.
*Понимание фразы С, состоящей из двух интерактивных сигналов А и В, было возможным, поскольку кобыла до этого была обучена правильно отвечать на оба этих сигнала. Или в технической работе, упражнение С часто бывает синтезом упражнений А и В, освоенных до того. Два типа занятий дают взаимный положительный эффект, облегчая животному понимание желания человека, так как оба этих типа работы основаны на одной и той же ассоциативной логике.
Было бы упрощением говорить, что все проблемы сводятся только к пониманию тактильного кода. Ансамбль Человек — лошадь — работа — среда строится на 12 взаимодействиях (т.е. двусторонние связи между каждыми двумя компонентами – прим. перев.), нарушение любой из них может быть достаточно, чтобы упражнение не удалось: замешательство всадника, при заходе на препятствие, неприятие лошадью данного упражнение или этого всадника, кролик, который выпрыгнул прямо из-под копыт – и всё это ставит под угрозу успех задуманной работы. Словесная речь, как мы увидим в продолжение этой главы, является важным вектором, регулирующим взаимоотношения на всех этих уровнях.
*Игровой аспект, который мы придавали всем нашим контролям, также очень важен. В самом деле, было бы странно думать, что слово – более естественный стимул для лошади, чем тактильные ощущения. Это просто некоторый вспомогательный элемент, который не должен скрывать искусственного характера почти всей работы, которую человек навязывает лошади: животное вовсе не обязательно должно хотеть галопировать, рысить или пассажировать тогда, когда это хочется человеку. Естественные стимулы, побуждающие к таким движениям, в этот момент отсутствуют, зато имеются другие, возбуждающие у лошади желание совсем иных действий. Но в то же время взрослая и здоровая лошадь не отказывается от случая удовлетворить свою потребность в игровой активности примерно 1 час в день. В игре «искусственно» всё, поскольку игра – это желание сделать «как будто», и в то же время ничего, потому что игра – это естественная потребность. Работа – игра строится по определённым правилам и это не является трудным для животного, потому, что игры между им и его сородичами также строятся по своим правилам.
Не удивительно, что, предвкушая переход от заточения к часу ещё менее приятной работы, многие лошади сопротивляются седловке, надеванию уздечки или посадке. В нашем случае принуждение уступило место интересу: Далам встречала появление человека с седлом в руках радостным фырканьем, какое обозначает у лошадей облегчение после длительного ожидания. Сам факт, что её выводят из денника, не объясняет этого поведения, потому, что оно не проявлялось, когда её просто выпускали в леваду. Следующий случай продемонстрировал нам её желание работать: гуляя в большой леваде с другими лошадьми, и увидев, что мы принесли седло, но не идём её седлать, она обошла вокруг него, посмотрела на нас и через минуту принялась выписывать шагом и рысью весь набор фигур манежной езды, забыв только про серпантин. Она не останавливалась около 40 минут, пока трое присутствующих людей не ушли из левады.
Влияние на поведение животного в искусственной среде и во время обслуживания – влияние на взаимоотношения.
Рефлекторный страх, свойственный лошадям при встрече с любым необычным предметом или событием мешает им исследовать объект и убедиться в его безопасности. Эта тенденция, особенно с учётом того, что многие вещи в искусственном окружении лошади могут казаться ей странными, увеличивает количество стрессов и может вызвать нежелательные эффекты. Это мешает также познавательной активности одомашненных лошадей.
Мы уже говорили, что вначале эксперимента, Далам сначала торопилась начать выполнение задания, не дожидаясь конца фразы, но в последствие постепенно привыкла внимательно дослушивать до конца, чтобы избежать ошибок. Это новое поведение принесло ей выгоду: успех, уверенность, похвалу и вознаграждение. Со временем оно распространилось на её привычки и вне работы, заставив её больше выжидать и более внимательно оценивать изменения, произошедшие в её окружении, что позволило лучше к нему адаптироваться и меньше пугаться.
Само по себе это принесло и ещё одну выгоду: наблюдение за окружающим миром послужило развлечением, когда она стояла в конюшне, что было значительно приятнее, чем забиваться в угол денника и дрожать, как она поступала раньше.
Во время поездок по окрестностям фраза «Это ерунда! Пойди, посмотри!» успокаивала её при встрече с любым незнакомым объектом. Мы создали этот рефлекс в конюшне, произнося эту фразу каждый раз, когда она, дёрнувшись от испуга, она успокаивалась самостоятельно.
Что касается ветеринарных манипуляций, они часто крайне неприятны, болезненны и травматичны. Поначалу один вид малейшего кусочка ваты или легчайший запах медикаментов приводил к тому, что кобыла начинала крутиться галопом по деннику, и было невозможно её остановить без серьёзного риска.
Ситуация грозила осложниться, так как она не давала себя лечить. Животные не понимают, что неприятные процедуры приводят через некоторое продолжительное время к облегчению их страданий.
Однако, игры во время работы, в конюшне и на свободе привели к перемене её привычек: признанные за партнёров по играм, мы не могли уже числиться среди агрессоров, так как в игре агрессия проявляется, но всегда бывает не настоящей. Мы также использовали фразы» Это ерунда!», «Не шевелись»; и «Подожди», которая была обычным сигналом короткой паузы во время работы. В итоге ветеринар, конюх или я сама могли спокойно войти в денник с куском ваты и шприцом, не скрываясь. Далам делала один круг шагом – рудимент её прошлых привычек — и останавливалась на расстоянии вытянутой руки. После этого можно было сделать внутримышечную инъекцию или взять анализ крови, не привязывая и не держа её, даже и вне денника. В то время как большинство лошадей в таких случаях приходится удерживать с помощью закрутки.
Исходно будучи значительно пугливее всех 20 лошадей на нашей конюшне, эта кобыла стала в итоге самой рассудительной и смелой. Ещё один случай принёс нам свидетельство изменения модели поведения у Далам. После первых двух залпов фейерверка, запущенного недалеко от левады, Далам отправилась посмотреть поближе на это необычное явление, тогда как другие 19 лошадей поспешили удалиться как можно дальше резвым галопом.
Спонтанные проявления познавательной активности.
Vaculair включает гибкость и новизну поведения в число критериев когнитивности. Добившись изменения модели поведения животного, мы рассмотрим теперь ряд примеров его спонтанного поведения, отвечающих этим критериям.
Помимо спонтанных поведенческих актов, связанных, по-видимому, с обучением пониманию человеческого языка, мы добавим свидетельства развития познавательной способности, вследствие обучения и контролей.
Ответ на ожидаемое
Мы научили кобылу протягивать переднюю ногу в ответ на команду «Скажи здравствуйте такому-то» (месьё, Мишелю, детям – в зависимости от человека, знакомого или нет, встреченного в первый раз за день). Для этого жеста необходимо остановиться на несколько секунд, что позволяло встреченному человеку подойти и огладить животное, начать разговор. Однако Далам была нетерпелива и не любила стоять. Вскоре она, увидев идущего навстречу человека, и не дожидаясь голосового призыва его поприветствовать, ускоряла шаг метров за 15, стремясь побыстрее проскочить его и избежать навязчивых остановок.
Тот факт, что она не ускоряла шага, увидев человека уже встреченного в этот день, говорит о том, что она разобралась, при каких обстоятельствах ей подают соответствующую команду и какие последствия влечёт остановка вблизи прохожих.
Двойной ответ
Эта команда вызывала два типа ответов. Бывало, что животное перед тем, как сделать жест передней ногой, качало головой вниз – вверх, как это было освоено при предъявлении съедобного предмета (=принятие, противоположность горизонтальному качанию в знак отказа). Это движение головы не было случайным, как мы думали сначала, поскольку мы заметили, что:
— На фразу «Скажи «здравствуйте» такому-то» она отвечала простым жестом передней ноги
-На вопрос «Ты скажешь «здравствуйте» такому-то?» она отвечала сначала кивком головы, после чего следовал жест ногой.
Она распознавала, таким образом, вопросительную интонацию, несмотря на то, что мы никогда не проводили ни обучения, ни контроля по этому поводу. Многие конники, которых мы опрашивали, уверены, что лошадь реагирует главным образом на интонацию. Наши опыты показали, что она вовсе не является необходимой, чтобы лошадь узнавала слова. Но это вовсе не значит, что она не может её воспринимать.
Это не слишком удивительно, учитывая, что лошади варьируют интонации ржания в зависимости от обстоятельств, а также, если вспомнить, что кобыла приучилась обращать внимание на все элементы команды. Это поведение, тем не менее, очень интересно, поскольку показывает, что кобыла не довольствовалась заученным ранее ответом, но приспособила здесь знак, который был усвоен в ином контексте.
Способность слова вызывать ассоциации – важность имён вещей
За 15 лет много раз случалось, что, войдя в денник, и собираясь дать ей лакомство, мы говорили «Ты хочешь сахарок?» Кобыла принималась немедленно обнюхивать наши карманы, проявляла нетерпение, скребла копытом пол и осматривала кормушку на случай, если мы положили туда что-нибудь. Она вела себя так же, как если бы сахар был уже у неё на виду. Слова, таким образом, вызывали у неё воспоминания о сахаре.
Мы заметили также, что она придаёт особое значение тем вещам, название которых она запомнила. Это особенно чётко проявлялось во время работы на свободе или при работе по желанию. Мы просили: «Сделай, что тебе хочется» и кобыла делала подряд несколько упражнений по своему выбору, обычно это были фигуры манежа на разных аллюрах. Или, когда мы объясняли ей название какого-то упражнения, которое она умела выполнять уже более или менее давно, — оно появлялось всегда в числе первых в ряду её эволюций. Именно обучение названию, а не самому упражнению, систематически побуждало её давать этому элементу особый приоритет. Эта особенность была наблюдена многократно, поскольку с 6 по 15 годы эксперимента работа по желанию делалась как минимум дважды в неделю, по 3-15 минут (эта продолжительность определялась самим животным, несмотря на факт, что оно получало лакомство по окончании).
Мы видели похожее поведение в несколько ином контексте: иногда нам случалось оставить куртку, попону или иной предмет на бортике манежа или на ограждении плаца. Тогда в конце сеанса мы приходили забирать его вместе с Далам. Однажды при этом мы сказали ей «Пойдём, возьмём куртку». На следующий день, когда мы скомандовали кобыле «Пойдём домой», она не направилась прямо к выходу, как обычно, а потащила нас к куртке, висевшей на ограждении. Раньше этого никогда не случалось, хотя само это действие мы совершали множество раз, особенно зимой.
Спонтанное использование необычных обстоятельств
Однажды кто-то оставил лежать там и сям в манеже перекладины от препятствий, что позволило нам наблюдать необычное поведение лошади. После обычной работы на тактильном управлении в течение 45 минут, объезжая все эти палки, мы попросили её выполнить упражнения по желанию. Кобыла принялась делать разные фигуры на всех 3 аллюрах, причём не так как обычно (и как её учили) по отношению к углам и стенам, но ориентируясь по отношению к лежавшим на земле палкам. Она крутила вокруг них вольты, пересекала их по диагонали и т.д.… несмотря на то, что перед этим она уже отработала 45 минут. Она изменила, таким образом, своё обычное поведение, чтобы воспользоваться новым обстоятельством.
«Правильные» колебания
Животное усвоило предлог «с» в значении следования «Пошли со мной», мы использовали его без подсказки, когда кобыла работала на свободе в несколько ином смысле: «Ты сделаешь диагональ с вольтом» Далам уже умела делать и диагонали, и вольты, но никогда не делала, даже на тактильном управлении, совмещения этих фигур. Ей было достаточно, однако, подавить соответствующий ответ «Диагональ и вольт».
Кобыла направилась по диагонали и, около середины повернула голову направо, потом налево, а потом к нам. В самом деле, мы не уточнили, в каком именно направлении должен быть сделан вольт. Колебание показало нам, что лошадь обнаружила две возможности выполнить требуемое. Уточнение было произнесено, и кобыла завершила фигуру без дальнейших колебаний. (Понимание предлога «с» после этого было проверено различными командами: «Перемена через середину с полувольтом налево», «Диагональ с контр-переменой направо» и т.д.
Мы можем сравнить это «правильное» колебание с противоположным поведением кобылы в иных случаях. Работая под седлом, мы указывали ей серию из 3 элементов, но после выполнения первых двух хотели изменить третий с помощью тактильных средств управления. В таких случаях кобыла сопротивлялась, желая полностью завершить объявленную программу. Отметим в данном случае опять, что вещи, названные вербально казались животному более существенными, чем тактильные сигналы. Можно подумать, что тут дело в том, что она в уме уже представила себе всю цепочку действий, но тогда остаётся непонятным, почему вербальная модификация цепочки элементов не вызывала сопротивления (в том числе, если последовательность задавалась тактильным управлением).
Мы вполне умышленно испробовали другие неполные команды. Животное заканчивало по своему усмотрению, после некоторого периода колебаний, который очень незначительно сокращался с опытом, но никогда не исчезал совсем. Напротив, она не испытывала ни малейших сомнений, когда что-то, например стена, оставляло только один выбор. Ориентировка носила, таким образом, визуальный, чисто прагматический характер.
Экономия ответов.
Как мы говорили, кобыла обучилась вертикальным и горизонтальным движениям головы в знак согласия или отказа, которые она затем начала использовать в ответ на фразы, сказанные с вопросительной интонацией. Кроме того, она обучилась отправлять свои физиологические выделения по команде «Покакай» или «Пописай», что позволяло контролировать ежедневно цвет её мочи и кала, чтобы удостовериться в здоровье животного.
Мы объединили эти два навыка, зная, что перистальтика кишечника стимулируется во время движения, мы заходили в денник через 5 минут после работы и спрашивали: «Ты уже покакала?» Мы наблюдали три типа ответов:
— Если дефекация уже имела место, что легко проверить на свежей подстилке, она кивала головой.
— В других случаях она энергично мотала головой. В этом случае ждать чего-либо было бесполезно, так как она не испытывала никакого желания какать.
— Иногда она вообще не давала никакого ответа, но принимала положение для дефекации, каковая происходила через 5-15 секунд.
Отсутствие ответа было вполне логичным: животное ещё не какало, но появление желания было вполне вероятно.
Ложь
После того, как мы научили её упомянутым движениям головы, а также она приучилась оставаться неподвижной по сигналу «Не шевелись», мы захотели проверить, сохраняется ли эффект этой команды, когда мы уходим и, если да, то как долго.
Мы помещали кобылу в определённое место денника и в определённой позе (например, одна из передних ног выставлена вперёд) и уходили на разные сроки от 10 секунд до 5 минут. Первый раз поза была неизменной. На вопрос «ты стояла здесь?» кобыла ответила утвердительным жестом и получила лакомство. В следующий раз мы заметили небольшой изменение позы, и, хотя кобыла кивала головой, мы заметили небольшие следы вокруг копыт. Выглядывая из-за угла здания, мы видели, как она быстро убирает голову внутрь и спешит занять своё прежнее место. Она, соответственно, несколько раз обманула нас, давая утвердительный ответ, чтобы получить своё лакомство, в то время как она, оказывается, высовывала голову из денника, чтобы поглазеть вокруг, ориентируясь, очевидно, по звуку наших шагов, что пора вернуться в предписанное ей положение.
Мы видели также, как ей несколько раз удавалось обмануть других лошадей при следующих обстоятельствах. Бывало трудно забрать её из левады для работы, потому, что все 19 других лошадей собирались у выхода, полагая, что настал час еды, и желали выйти вместе с ней. Далам в таких случаях делала вид, что испугалась чего-то и галопом бросалась в сторону. Весь табун устремлялся в бегство вслед за ней, чем она пользовалась, чтобы вернуться к двери спокойной рысью, чтобы мы могли спокойно её забрать (Hinde1972)
Хитрость и обман являются частью игр лошадей, служат, чтобы спровоцировать желаемое поведение партнёра. Но нужно отметить небольшой нюанс: ложь в игре не столько скрывают, сколько наоборот активно демонстрируют.
Перенос обучения на семантический уровень
Слово «маленький» (petit) было усвоено в двух смыслах: (1) как соответствующее уменьшению длины шагов и замедлению ритма (petit trot) и (2) как обозначающее уменьшение размеров (petit cercle). После усвоения второго значения, лошадь несколько раз отвечала на команду «короткий галоп» (petit galop) делая 3-4 такта этого аллюра. Недавно выученное 2-е значение слова заставило кобылу попытаться применить его к длительности галопа.
Этот ответ не является абсурдным, так как мы сами употребляем термины вроде «маленькая (короткая) прогулка». Однако чтобы сохранить полезную привычку оставаться на избранном аллюре до сигнала прекратить его, мы провели ещё раз обучение термины «короткий галоп» в его исходном значении.
Ответ на команды в разных условиях обстановки
Мы объясняли животному значение слова «солнце» сначала с помощью умышленного использования его в «языковой ванне», например, выходя из крытого манежа или из тени, восклицали «О! Однако, солнце!», «Остановимся на солнце» (остановка с тактильным управлением). Мы проверили понимание этого термина в манеже, в который «солнце» проникало через открытую дверь, образуя светлый прямоугольник 3 м длиной. Мы попросили: «Пойди и остановись на солнце» и кобыла направилась к двери и, выйдя наполовину, замерла. Мы сказали: «Нет, не выходи!», и она, осадив на несколько шагов, вернулась в исходную точку. Мы несколько раз проконтролировали это слово в течение недели, как в манеже, так и на улице, причём без единой ошибки, даже когда в последний день, когда солнце присутствовало в манеже только в виде слабого зайчика, отражаясь от куска пластика.
Дверь была обычно открыта, но «идти остановиться на солнце» требовало также «не выходить». Мы имеем таким образом логику типа «Если…то…», к которой, как ранее было описано, способны также шимпанзе.
Десять недель спустя без повторения слова, мы были вынуждены повторить его. Это единственный случай забывания, но это был единственный термин, который не использовался так долго после совсем не многочисленных контролей.
Спонтанное комбинирование упражнений, усвоенных по отдельности.
Когда Далам осваивала новое физическое упражнение, то обыкновенно, особенно в последние 4 года эксперимента, она старалась выполнить его в связке с каким-нибудь уже известным ей элементом, причём не обязательно из числа недавних. Это не удивительно: животное чувствует свои физические способности и их пределы. Добавим, что две из этих ассоциаций – принимание на пассаже и «плечо внутрь» с «jambette» (менка ног?) – не входили в двигательный репертуар Далам, когда она работала на свободе. А третья – осаживание испанским шагом, вообще является искусственным и редко выполняется из-за своей сложности /Как нам кажется, в течение 20 века этот элемент выполняли кроме Далам только 5 лошадей: 3 в Бельгии и Швейцарии в начале столетия и 2 в Германии относительно недавно. Он представляет существенное затруднение из-за сочетания диагонального аллюра на 2 темпа с попеременным подниманием передних ног./. Приходилось препятствовать кобыле воплощать эти ассоциации на практике, так как разучивать новые упражнения разумнее всё-таки отдельно.
Эти самопроизвольные опыты, скорее всего, связаны с обучением пониманию речи. Человеческий язык имеет ассоциативную структуру, кроме того, как мы описывали выше, мы специально тестировали способность животного реализовывать без предварительного обучения новые комбинации элементов. Очевидно, Далам привыкла к такой работе за годы обучения.
Пределы, проблемы, неудачи.
Хотя кобыла с удивительной лёгкостью осуществляла аудио-моторные ассоциации и запоминала многочисленные термины, причём мы ни разу не были вынуждены оставить попытки объяснить значение того или иного слова из-за неспособности лошади его понять; не смотря на то, что мы получили ответы на ряд фундаментальных вопросов, что оправдывает всё наше предприятие, мы всё же должны обсудить здесь и некоторые затруднения и неудачи, возникшие в ходе нашей работы.
Ограничения, связанные с материальными условиями.
Решение включить использование речи в ежедневный час технических и физических упражнений было обусловлено несколькими причинами. Во-первых, это гарантировало, что животное не слышит речи вне этих сеансов. Во-вторых, это позволяло нам предъявлять ей различные термины in situ и изучать влияние использования речи на техническую и физическую работу. Однако, с другой стороны, с этим были связаны некоторые неудобства. Один час в день должен был быть разделён между обычной работой и экспериментом, причём доля этого последнего варьировала.
Хотя эта работа длилась 15 лет, нашим главным противником было время. Даже если бы весь этот час в день (что на самом деле было не так) был полностью отведён на упражнения с пониманием речи, мы всё равно не дотягивали до того времени тренировки, которое достигалось при интенсивном экспериментальном обучении шимпанзе. Аналогично, исходя из расчета 1 час в день, чтобы достичь такого же общего времени нахождения в языковой среде, как у 5 летнего ребёнка, нам было бы необходимо продолжать эксперимент с этой кобылой 130 лет!
Что касается возможности увеличить продолжительность сеансов, она не показалась нам приемлемой по трём причинам:
-Мы хотели придать этим занятиям форму игры, чтобы они протекали как можно более естественно для лошади. Но взрослые лошади обычно довольствуются не более чем 1 часом игры в день.
-Продолжать обычную работу за пределами этого часа нам также не хотелось, поскольку, например, прыжки требуют от лошади больших физических усилий, а занятия высшей школой – очень сильной концентрации внимания.
-Третья причина, и отнюдь не самая маловажная, — нам было необходимо обсуждать результаты каждого сеанса работы и готовиться к завтрашнему. Напомним, что в нашу задачу входило одновременно и планирование наших опытов и контролей, и в то же время физическая подготовка лошади. Исследователи, работающие с такими лабораторными животными, от которых не требуется никакой работы, кроме тестов на понимание речи, находятся в более лёгкой ситуации.
Ограничение и неудачи, обусловленные видовыми особенностями
Мы выбрали для изучения крупное животное, с которым невозможно манипулировать, чтобы вынудить его сделать тот или иной жест. Дрессировщик может только потребовать его, а лошадь остаётся единственным исполнителем, так что необходимо набраться терпения и дождаться, пока все навыки сформируются и созреют.
Другая специфическая черта: когда лошади при общении друг с другом пользуются звуковыми сигналами, они регулируют громкость этого сигнала в зависимости от расстояния их разделяющего. Мы вынуждены были потратить немало времени, чтобы Далам научилась правильно понимать команду «Громче!», относившуюся к её ржанию, в то время как мы находились рядом с ней или шли по направлению к ней.
Аналогично, лошади используют визуальные сигналы (жесты, мимику и т.д.) по отношению к своим сородичам, только когда эти последние могут их видеть. По этой причине Далам отказывалась использовать качание головой в качестве ответа на фразу с вопросительной интонацией, если человек, говоривший с ней, находился сзади. Она заменяла кивок головой звонким гуканьем с нисходящей интонацией, причём только в том (и только в том) случае, когда находившийся сзади человек предлагал ей что-то съедобное. Что касается других вопросов, можно говорить о полной неудаче. Однако, большое число правильных ответов, полученных при другом положении экспериментатора относительно животного, доказывает, что это не связано с плохим усвоением термина.
Наконец, все манипуляции с предметами не слишком пригодны для работы с животным, чьи конечности не приспособлены для хватания. К тому же лошади, за некоторым исключением, не склонны хватать ртом несъедобные предметы. Зато мы пробовали предъявлять животному таблички, на которых были слова «Шаг», «Галоп» или «Рысь», набранные курсивом или, когда мы занимались числами, 1-4 точки наподобие костяшек домино. Однако, это был не более чем тест на распознавание форм, не имеющий особого отношения к нашему опыту, правильные ответы на эти таблички не добавляют ничего нового, к тому, что мы уже получили с помощью команд голосом, поэтому мы рассказываем об этих попытках просто как о забавном случае.
Сложности, связанные с отдельными задачами
Когда мы обучали Далам описанным выше жестам головы в ответ на предъявление съедобных и несъедобных вещей, ей было нужно:
-Определить их природу по запаху
-Ответить рефлекторно на наши действия (в зависимости от желаемого движения головы это было осторожное пощипывание волосков в ушах или на подбородке) / В цирке подобная процедура используется, чтобы создать иллюзию, что лошадь правильно отвечает на вопросы, которые задаются в одном и том же порядке; животное при этом просто запоминает последовательность из 2-3 жестов. Мы же хотели добиться, чтобы Далам использовала эти жесты по собственной воле./
-Отдать себе отчёт, что каждое из совершаемых ей движений соответствует тому или иному типу объектов (стоит также отметить, что оба вида пощипывания волосков неприятны животному, поэтому лошади трудно было на фоне реакции избегания создать требуемую ассоциативную связь; тем более трудно было догадаться, что ответ на одно из неприятных действий (кивок) связан с приятными ощущениями (съедобное) – прим. перев.)
Эта задача отнюдь не была простой. Здесь в порядке исключения мы не ограничились максимальным числом предъявлений – 3, как во всех случаях, когда мы изучали новые слова. (например, для слова «солнце» было достаточно лишь 1 предъявления, причём до 1 контроля оно появлялось только в «языковой ванне»). Также, в виду сложности этой задачи, вопросительные фразы («Ты хочешь это?», «Ты покакала?», «Ты оставалась на месте?» и т.д.) вводились исключительно постепенно, и по ассоциации с безусловным стимулом – пощипыванием волосков — если речь шла о предъявлении съедобного или несъедобного.
Внеэкспериментальные наблюдения показали также, что животное, по-видимому, не способно воспринять принцип, что два противоположных по знаку действия (например, смены направления) уничтожаются. В 100% случаев она просто выполняла то же самое, что и в ответ на просьбу повернуться на месте. Для лошади 1 разворот или два = разворот. Поправка с помощью тактильных средств, когда кобыла работала под всадником, её слегка смутила, не принеся никакого положительного эффекта в понимании этой задачи (отметим, что понимание этого принципа не всем детям даётся быстро! – прим. перев).